Мои выборы

Я из тех, чья гражданская активность, не считая публицистики и ворчаний в «Фейсбуке», долгое время ограничивалась посещением избирательного участка в день голосования. Переломной точкой стали президентские выборы 2011 года, шокировавшие страну обилием задокументированных — в том числе отснятых на видео — нарушений, среди которых были и подтасовки результатов голосования на участках. Тогда я и решил, что буду участвовать в гражданском контроле. Членом избирательной комиссии с правом решающего голоса я был направлен от регионального отделения КПРФ — благо никто там не интересовался моими политическими симпатиями. Минувшие выборы депутатов в областное Заксобрание стали очередным триумфом «Единой России», а интернет-сообщества снова пестрят заявлениями гражданских наблюдателей о нарушениях: нестыкующиеся данные протоколов, незаверенные копии. На избирательном участке № 1765 даже был совершен диковинный хулиганский налет: неизвестные сначала пытались протолкнуть толстенную пачку в узенькую щель избирательной урны, а затем, после завершения голосования, умудрились проникнуть на территорию закрытого участка, захватили списки избирателей и преспокойно скрылись. Вместе со списками, сообщил член избирательной комиссии Маргос Тирацунян, примерно на час пропала и председатель УИК. После ее появления во дворе школы были найдены и списки избирателей — и подсчет голосов продолжился. Результаты выборов на участке № 1765 признаны действительными.

Мой опыт участия в избирательной комиссии на участке № 1725 обошелся без детективных сюжетов.

Монотонную рутину голосования ненадолго развеял кандидат от «Справедливой России» Борис Стуров: протестовал, что наблюдателям не видно избирательных урн. Хотя урны им были отлично видны. К тому же наблюдателям не запрещали перемещаться по участку.

Один из наблюдателей требовал принять жалобу, суть которой состояла в том, что были «отмечены попытки выноса бюллетеней с участка». Могу подтвердить — я сидел как раз возле выхода. Несколько пожилых людей, получив бюллетени, начинали их читать и, читая на ходу, приближались к выходу из участка, откуда их разворачивали то председатель УИК, то сами наблюдатели. Подавший жалобу наблюдатель утверждал, что избиратели, которые собирались покинуть помещение для голосования с бюллетенями на руках, были вовлечены в «карусель». Но было очевидно, что те несколько бабушек и дедушек, которых разворачивали от выхода в сторону урн, никакие не «карусельщики». Скорее всего, растерялись, выискивая нужную партию среди трех коммунистических (КПРФ, КПСС, «Коммунисты России») и четырех, в названии которых упоминается справедливость. Вместе с остальными членами УИК я голосовал против внесения жалобы в итоговый протокол.

При этом ни один наблюдатель не сделал того по-настоящему важного, что следовало бы сделать: не потребовал продемонстрировать хотя бы выборочно бюллетени из стопки лидировавших партий и кандидатов («Единой России», КПРФ, ЛДПР), чтобы убедиться, что члены УИК не подбросили в эти стопки бюллетени, голоса в которых отданы другим кандидатам и партиям.

Позволю себе дать один совет наблюдателям, которые настроены дей­ствительно контролировать законность проведения выборов. Не стоит цепляться к избирательной комиссии по мелочам, которые никак не могут повлиять на процедуру и результаты голосования. Это такая же профанация наблюдения за выборами, как приписка голосов — профанация самих выборов.

Полагаю, в массовых подтасовках результатов выборов в Ростове никакой необходимости не было. Если обобщенный портрет избирателя схож с тем, что я наблюдал на своем участке, то депутатов в областное Заксобрание выбирали главным образом люди пенсионного и предпенсионного возраста. Старые и больные, шаркая подошвами и ставя подписи трясущимися руками, шли голосовать как один — доля тех, кому до сорока, составила от силы треть. Пока сохраняется эта пропорция, результаты выборов будут такими, какие мы видим, — плюс-минус фокусы административного ресурса, которые при нынешнем беспрецедентно пристальном внимании наблюдателей и участии в УИК независимых добровольцев вряд ли могут кардинально менять картину.

Для пожилых россиян избирательное право не столько вопрос выбора — партийной программы, личности кандидата, — сколько некий сакральный процесс приобщения к высшим руководящим силам, прикосновения к призраку власти. Те, что покрепче и поупрямее, голосуют за призрак власти былой — за КПРФ. Те, что терпеливее и доверчивее, — за призрак власти нынешней, за «Единую Россию».

Главная проблема невозможности новой, послепутинской России не в противозаконной активности тех, кто подсчитывает голоса, а в апатии молодых поколений. В безразличии к политическому будущему страны. В аполитичности — или, скорее, в протестной аполитичности. Один из избирателей, жена и теща которого голосовали на дому и который наотрез отказался к ним присоединиться, сказал: «Не голосую из принципа. Никаких изменений к лучшему после ваших выборов-шмыборов я в упор не замечаю». Эту апатию и нужно преодолевать гражданскому общест­ву. Иначе любые, даже самые легитимные выборы будут выбором тех, чьи ожидания от жизни сводятся к недорогой гречке, успокоительным сериалам — и чтобы пенсии хоть немного повысили.