«Хотим дожить хотя бы до февраля, а планы выставок есть на два года вперед»

N: — Музей современного искусства пережил один экономический кризис. Почему вы сейчас говорите о его возможном закрытии?

Е.Л.: — Когда мы открывались в 2005 году, в Ростове не было выставочных пространств, где могли бы бесплатно выставляться художники, поэтому многие из них уезжали в Москву. С самого начала это был благотворительный проект, художники выставляются у нас бесплатно, посетители бесплатно смотрят их работы, слушают лекции, участвуют в мастер-классах. После кризиса 2008 года инвест-компания стала чувствовать себя чуть хуже, и встал вопрос: закрыть музей или сделать его более компактным. К счастью, нашелся арендатор здания — банк. Площадь выставочных залов сократилась втрое — с 750 кв. м до почти 200. На доходы от аренды мы содержали музей, делали 10–15 выставок в год. Но в феврале банк лишился лицензии, нового арендатора мы найти пока не можем, и ситуация ухудшается. По­этому сейчас всерьез размышляем о том, что, если вариант спасения музея не будет найден в ближайшее время, мы будем вынуждены закрыть музей.

N: — Что вы предпринимаете?

Е.Л.: — Я человек бизнеса. Сначала хотела обратиться к коллегам в Клубе 2015. Потому что в свое время, к примеру, когда мы в 2010 году организовывали первую Южно-Российскую биеннале, деньги на ее проведение собрали именно члены клуба. Министерство культуры выделило средства только на каталог. А уже в 2012-м, когда мы готовили вторую биеннале, в содействии со стороны властей было отказано. В итоге опыт проведения таких масш­табных выставок современного искусства не повторился. Многие проекты помогали организовывать именно бизнесмены. В 2006 году мы показывали в Ростове 12 подлинников Энди Уорхола — выставку привозила компания Alcoa.

Но ситуация в бизнесе ухудшается. В 1990-х деньги на благотворительность не облагались налогами. А сейчас у всех есть сложности и выделять средства из чистой прибыли мало кто может себе позволить. Нужно менять законодательную базу.

Сейчас я написала письмо новому главе администрации Ростова Сергею Горбаню. Его предшественник, кстати, не был у нас ни разу, хотя мы располагаемся практически напротив мэрии. И вообще, из высокопоставленных чиновников в свое время к нам приходил лишь Александр Петрович Починок, один из образованнейших людей.

N: — Чем могут помочь городские власти?

Е.Л.: — Я прекрасно понимаю, что частный музей из бюджета финансировать невозможно, но есть различные варианты сотрудничества, частно-государственное партнерство. В Новосибирске на таких принципах существует художественная галерея. Но там изначально власти предоставили помещение и помогали в привлечении спонсоров. Существуют фонды, гранты. В письме я предложила Сергею Горбаню стать главой попечительского совета музея. Это, как мне кажется, может помочь в привлечении меценатов и спонсоров. Ответа мы еще не получили, и боюсь, что письмо отписали какому-нибудь отделу в Управлении культуры, а это тот уровень, на котором ничего не решается.

Мы первый в России частный музей современного искусства. Даже Московский частный музей современного искусства Игоря Маркина открылся только в 2007 году. На всех интернет-ресурсах о Ростове наш музей указан как достопримечательность города. Наш сайт посещают до 25 тысяч человек в год — это немало для музейного портала. Почти за десять лет работы мы провели 150 выставок. В нашем собрании около 2000 произведений искусства. Мы представляли свои проекты в Государственном музее им. Пушкина в Москве, в Галерее на Солянке. Наши выставки показывали в Ярославле, Кургане, Краснодаре. Постоянно поддерживаем молодых художников. Музей знают не только по выставочным проектам. Мы проводили множество благотворительных акций. Несколько лет назад, к примеру, собирали деньги на строительство частного приюта для бездомных собак в Большом Логе в Аксайском районе.

Ростов позиционирует себя как столица Южного федерального округа, но все, что является признаком столичности в искусстве, почему-то отвергается. Биеннале не поддержали. До появления галереи на 16-й Линии никто, кроме нас, не пропагандировал современное искусство.

N: — Почему вы не продаете произведения искусства, не боретесь за гранты благотворительных фондов?

Е.Л.: — Мы не работаем как галерея, нам ближе идеи просветительства. Не берем денег за билеты на выставки, потому что для пожилых людей, детей, студентов даже минимальные цены смогут стать барьером.

Мы трижды входили в финалы конкурсов Благотворительного фонда Владимира Потанина, но частные музеи никогда не получали финансирования оттуда.

Несколько лет назад попробовали получить областной грант на конкурсе проектов некоммерческих организаций. Мы с нашими партнерами придумали проект по развитию творческих способностей путем занятия фотографией для детей с ограниченными возможностями (слабо­слышащие и дети из детского отделения онкоинститута). Нам были необходимы средства только на закупку фотоаппаратов. Все участники проекта были готовы работать волонтерами. Проект был рассчитан на 10–11 месяцев. Мы собрали все документы, принесли их в администрацию, там сообщили, что необходимо представить еще 8–9 справок, в том числе о том, что музей не ведет экстремистскую деятельность. В списке документов эти дополнительные бумаги указаны не были. Нам сказали, что у нас хороший проект, но пока будут решены все формальности, деньги мы получим в августе-сентябре, а отчитаться об исполнении проекта придется уже в октябре. Мы не пошли на такой эксперимент с не очень здоровыми детьми.

Для сохранения музея требуются не очень большие деньги. Может быть, частично их можно было бы выделить из фондов первых лиц области и города.

N: — Что будете делать, если письма и обращения не увенчаются успехом?

Е.Л.: — В таком случае мы будем вынуждены закрыть музей. Очень хотим дожить хотя бы до 10-летия, до 25 февраля 2015 года. У нас есть планы выставок на два года вперед, и будет очень жаль, если все это окажется перечеркнуто. Если музей сейчас все же закроется, для меня это будет свидетельством того, что никому в этом городе не хочется думать о настоящем развитии.