«Люди 35–40 лет — самые пассивные избиратели»
Глава областной избирательной комиссии Андрей Буров уверен, что главы городов и районов приняли новую реальность — выборы должны быть честными и прозрачными. По его словам, ни одна жалоба, которую рассматривал Облизбирком, не касалась оспаривания результатов выборов Законодательного Собрания региона.
Избирком отмечает новую выборную тенденцию: больше половины избирателей — молодые люди от 18 до 34 лет. Самый пассивный сегмент — те, кому 35–40 лет, именно они не желают изменять привычкам своей молодости и неохотно участвуют в выборах. По наблюдениям организаторов выборов, затраты кандидатов на финансирование кампании оказались скромнее, чем в 2013 году, в том числе и потому, что стало меньше спонсоров партий и кандидатов. Но успех региональных кампаний не всегда объясняется большими финансовыми возможностями участников. Кандидатам было важно встретиться с максимальным количеством потенциальных избирателей. Самые активные провели более 300 встреч за два предвыборных месяца.
N: — Как вы оцениваете результаты кампании по выборам депутатов Законодательного Собрания области?
А.Б.: — Кампания была напряженная и конкурентная. Ее итог показывает, что выборы прошли открыто и, что мне особенно приятно, в соответствии с законом. Ни одна жалоба, которую мы рассматривали, не касалась оспаривания результатов выборов. Ни одно из изученных обращений, связанных с нарушениями, никоим образом не могло повлиять на волеизъявление граждан.
N: — Как вы относитесь к заявлению обкома КПРФ, принятому 15 сентября (после первого заседания Заксобрания), о том, что коммунисты не признают итогов прошедших выборов?
А.Б.: — Я за прошедшие десять лет вообще не помню, чтобы обком Коммунистической партии признал хоть одни итоги выборов. Даже по президентской кампании, когда мы подписывали протокол по Ростовской области, у них было особое мнение.
В ходе этой кампании они публично заявили, что опротестовывают результаты голосования на 8 участках, мы долго искали эти суды, нашли два исковых заявления в Красносулинском районе, но они касаются выборов местных депутатов, а не депутатов Законодательного Собрания. Одно дело — сказать что-то на публику, другое — доказать. Чтобы пойти в суд, нужно иметь факты, а в настоящий момент я таких оснований не вижу. Не исключаю, что какие-то судебные разбирательства могут быть, но я не вижу рисков и не думаю, что они могут привести к отмене результатов даже на одном участке.
N: — Около 45 тысяч избирателей проголосовали по месту своего нахождения в день выборов. Это много или мало для региональной кампании? Насколько большой может быть возможность для фальсификаций?
А.Б.: — Если мы говорим о реализации возможностей «Мобильного избирателя», то ресурса для фальсификации нет. Избиратель в течение одного дня подает заявление и получает информацию о его регистрации. С другой стороны, система «ГАС-выборы» четко фиксирует эти заявления. Я даже не знаю, что можно придумать, чтобы человек имел возможность проголосовать дважды. При попытке проголосовать на втором участке задвоение будет тут же показано автоматически.
Много или мало 45 тысяч избирателей, голосующих по месту нахождения? Пока сложно сказать. С использованием этой системы прошли только президентские выборы в марте и кампания в Законодательное Собрание. На президентских выборах таких избирателей было 150 тысяч, но там были другие условия: проголосовать в области мог любой житель страны. Сорок пять тысяч, по-моему, вполне обоснованная цифра для выборов регионального уровня.
N: — Еще весной, накануне президентских выборов, председатель ЦИК Элла Памфилова просила руководителей крупных предприятий «не нагнетать явку». Но и перед выборами в ЗС несколько крупных компаний требовали от своих сотрудников обязательно проголосовать, в том числе используя возможности «Мобильного избирателя». Как вы к этому относитесь?
А.Б.: — Официальных обращений по этому поводу к нам не поступало. На уровне разговоров такая информация была по некоторым крупным предприятиям. Мне кажется, со стороны их руководителей это было информирование сотрудников о том, как можно проголосовать, если в день выборов они окажутся на работе. Мы не нашли подтверждения сообщений о том, что стройными рядами смены вывозились автобусами на какой-то участок.
Да, люди писали заявления о том, чтобы проголосовать по месту нахождения в день выборов на том участке, который находится наиболее близко к рабочему месту, если они находились на работе. Это действительно было. Что здесь плохого?
N: — Как вы можете охарактеризовать ход агитации в прошедшую кампанию? Какие новые тенденции вы отметили, что можно сказать об агитации в интернете?
А.Б.: — Я не могу сказать, что кандидаты ушли в интернет и там активно агитировали. Все-таки правовое поле о ведении агитации в интернет-пространстве не до конца сформировано. К примеру, многие провайдеры с неохотой берут политическую рекламу в пользу кандидатов. Но, с другой стороны, социальные сети с удовольствием брали рекламу Избиркома, информирующую о проведении выборов. И практически все крупные операторы наш слоган — «Голосуй! Побеждай!» — постили и распространяли по своим сеткам. Что касается телевидения, то все кандидаты использовали свою долю бесплатного времени по закону. Да, в эту кампанию ни партии, ни кандидаты не финансировали большой объем дополнительной агитации. Этому есть объяснение. Успех таких кампаний напрямую связан с тем, как много личных встреч провели кандидаты. Если хотите — чем больше рукопожатий претендент сделал, тем больше шансов, что люди за него проголосуют. Поэтому кандидаты уходили, наверное, от каких-то медийных событий, сосредоточившись на контактных мероприятиях, которые позволяли точнее донести свои программные заявления. Они должны были походить ногами, постучаться в двери избирателей. Кандидатов было более 600, среди них есть такие, кто за кампанию провел 300 встреч. И нет ни одного, кто не участвовал бы ни в одном публичном мероприятии.
N: — Кандидаты стали лучше считать деньги или вернулись к проверенным временем методам ведения кампаний?
А.Б.: — Они стали бережнее относиться к деньгам в том числе потому, что стало меньше желающих финансово поддерживать партию или кандидата. Если посмотреть по затратам кандидатов, то они скромнее, чем в 2013 году. А еще нужно было преодолеть и отголоски президентских выборов. Федеральная кампания была медийная, у избирателя невольно глаз замылился. Поэтому нужно было найти какой-то другой подход. И возможно, в том числе поэтому кандидаты делали выбор в пользу личного контакта. Возврат ли это к формам, популярным 1990-е? Нет, тогда по содержанию кампании были достаточно агрессивные, много было личной антирекламы. Сегодня этого практически нет. Наверное, только Компартия в некоторых агитационных материалах пыталась перейти на личности. Но в основном и одномандатники, и партии вели себя корректно, пытались упражняться в программной подаче материалов. Но агрессии и черного пиара практически не было.
Возможно, потому, что подбор кандидатов стал качественнее. У нас, к примеру, нет историй, как в других регионах, когда в списке из 60 человек 52 с судимостью. В каждом списке мы убрали по 1-2 кандидата, не указавших сведений о судимости. Кажется, только в «Единой России» таких не было.
N: — Не секрет, что на территории области есть проблемные населенные пункты, на территории которых голосование часто сопровождается скандалами. Накануне голосования за депутатов Госдумы в 2016 году, к примеру, тогдашний глава ЦИК Владимир Чуров напрямую указывал вашему предшественнику, что провести день выборов ему необходимо в Шахтах, которые «прославились» скандалом еще в 2013 году на выборах в Заксобрание.
А.Б.: — Элла Александровна (Памфилова. — N) не говорила, в каком муниципальном образовании мне нужно находиться 9 сентября. Мне кажется, мы провели достаточно хорошую работу с главами городов и районов, призывая их к тому, что результаты выборов должны быть чистыми, прозрачными и ни один избиратель не должен считать, что его в чем-то обманули. Я думаю, нас услышали. Немаловажно, что губернатор также четко высказался о том, что нам нужен результат, который бы не вызывал сомнений.
Что касается проблемных зон, да, наверное, остались в памяти и Шахты, участок с вбросом бюллетеней на выборах в Госдуму по Пролетарскому району Ростова. Но сегодня самое главное, что вся избирательная система в Ростовской области сделала правильные выводы. И у нас после последних кампаний нет ни одного резонансного обращения, видео, разбирательства со стороны правоохранительных органов.
N: — Для того чтобы выборы прошли чисто, нужен был окрик губернатора?
А.Б.: — Я повторюсь, нас услышали представители исполнительной власти на местах. Я не думаю, что, если бы губернатор не сказал своего слова, были бы какие-то нарушения, но не стоит недооценивать и позицию высшего должностного лица региона. Это авторитетное мнение, к которому объективно прислушиваются.
N: — Вы возглавили Облизбирком летом прошлого года. Вам пришлось предпринять много кадровых решений внутри комиссии, чтобы ваша позиция находила более серьезную поддержку?
А.Б.: — Когда я возглавил комиссию, у меня кто-то спросил, как я отношусь к казачеству? Я уточнил: спрашиваете, есть ли у меня шашка? Есть, но махать бездумно ею я не собираюсь. Поэтому да, я сделал ряд перестановок, в организационной структуре усилил некоторые направления, например по работе с территориями и избирательными комиссиями. В 9 комиссиях сразу сменились руководители. Прошел год, я посмотрел на работу системы в избирательном процессе и понимаю, что надо еще сделать изменения в структуре избиркома, возможно, придется поменять несколько людей, которые не справляются с современными условиями работы. Это объективный процесс. Если человек работает эффективно, мне не важно, какого он возраста, работал он с предыдущим руководителем или пришел при мне. Для меня важно, чтобы мы не занимались демонстрацией активной деятельности, а любое наше действие, управленческое решение должно приводить к конкретному результату. Не для отчетов, а для того, чтобы нас услышали. Если это происходит — наши мероприятия эффективны, если нет — они бесполезны.
N: — По итогам президентской кампании называлась цифра: более 60% голосующих — люди от 18 до 34 лет. Эта тенденция сохранилась в региональной кампании? Чем вы это объясняете?
А.Б.: — Тренд меняется. Мы последние десять лет говорили, что молодежь неактивно голосует. Но время прошло, и те, кто раньше не голосовал, — повзрослели. И сегодня из 18-летних избирателей, которые имели возможность впервые проголосовать, в сентябре на участки пришло больше 50%. Тенденция такова: в возрастной группе от 18 до 34 лет голосующих действительно более 60%. Сегодня самый выпадающий сегмент — 35–40 лет. Эта категория самая пассивная. Они живут по старым правилам: «Мы в 1990-е не ходили и сейчас незачем». И сегодня мы, планируя мероприятия, в первую очередь думаем, как работать с людьми именно этой возрастной группы.
N: — Это региональная особенность?
А.Б.: — Это общероссийская тенденция. В регионе я ее четко прослеживаю в последние годы.
