«В реестр иностранных агентов вступать не будем»

Суд в Новочеркасске посчитал, что после 21 ноября 2012 года, когда в законодательстве появилось понятие «иностранный агент», Союз «Женщины Дона» проводил мероприятия, свидетельствующие об участии в политической деятельности, получая финансирование из зарубежных источников. Валентина Череватенко считает, что факты, рассмотренные судом, — обсуждение реформы МВД и деятельности системы исполнения наказаний — это способы общественного контроля за деятельностью государственных структур и правоохранительных органов. Отстаивать судьбу организации в союзе готовы до конца. N: — Что теперь будете делать после решения суда?

В.Ч.: — Решение суда еще не вступило в законную силу, юристы готовят апелляционную жалобу. Организация продолжает работать в обычном режиме. Мы настаиваем на том, что не занимаемся политической деятельностью. Поскольку законодательство не запрещает получать финансирование из иностранных источников для деятельности социально ориентированных организаций, мы этой возможностью пользуемся и не переставали участвовать в различных конкурсах и заявлять свои проекты в разные фонды. Если государство примет закон, который запретит получать зарубежное финансирование в любой сфере деятельности, мы этому подчинимся. Пока попытки доказать нашу якобы политическую деятельность, на мой взгляд, связаны с репутационными рисками для тех структур, которые эти претензии предъявляют.

N: — С чего все началось?

В.Ч.: — С проверок деятельности общественных организаций по всей стране в начале 2013 года. В отношении нас сначала были возбуждены административные дела по якобы имеющимся нарушениям пожарной безопасности, трудового законодательства. В итоге все они были прекращены: нам удалось в суде и других инстанциях доказать свою правоту.

К нам трижды приходила с проверками прокуратура. Могу предположить, что прокурорские работники возвращались снова и снова из-за того, что не находили поначалу признаков политической деятельности, а их, видимо, надлежало найти. Но на третий раз проверяющая заявила, что признаки такой деятельности все-таки усматриваются. Одним из оснований для такого вывода стала публикация на сайте нашей организации ежегодного отчета для Минюста о деятельности Союза «Женщины Дона», хотя в данном случае мы строго выполняли требования федерального закона. Другим основанием стало проведение трех круглых столов по реформе милиции и обсуждение дорожной карты реформирования МВД, которая опубликована на сайте федерального ведомства. Сотрудники прокуратуры выдергивают дословные цитаты из этого официального документа и выдают их за предложения Союза «Женщины Дона» по изменению законодательства, а это уже признак политической деятельности. Когда наше дело уже было в суде, мы предложили суду обозреть сайт Министерства внутренних дел, конкретные материалы на нем, чтобы убедиться в том, что приписываемые нам предложения принадлежат рабочей группе при министре МВД Колокольцеве. Но, насколько я понимаю, это не убедило судью. Кроме того, в основу доказательств против нас легло письмо одного из осужденных, которого я посещала в колонии как член Общественной наблюдательной комиссии Ростовской области (ОНК РО).

N: — В чем он обвинял вас?

В.Ч.: — При общении с ним в колонии, где он отбывает наказание, я якобы призывала его к активным действиям по изменению системы исполнения наказаний в РФ. Я действительно приходила и прихожу в учреждения системы как член ОНК РО. И бываю я там по жалобам или с плановой проверкой условий содержания заключенных. Других причин появляться там у меня нет. В этом же конкретном случае мы посещали осужденного по заявлению его жены, она указала на нарушение прав супруга и просила о помощи, ссылалась на его психическое заболевание и на то, что он может причинить вред себе и окружающим. Все подтвердилось, его права были нарушены, об этом мы написали в своем отчете. А через два месяца после этого визита, в конце апреля 2013 года, осужденный написал заявление словами, которых, на мой взгляд, он даже не знает. И это заявление — несмотря на то что он человек, пораженный в правах, находится в уязвимом положении, с психическим заболеванием, подтвержденным документами, — на следующий день стало доказательством политической деятельности союза и было включено в представление прокуратуры едва ли не как главный аргумент. Его слова суд признает подтвержденными, несмотря на мою позицию и заявления тех людей, что были вместе со мной, в том числе замруководителя учреждения исполнения наказаний.

С одной стороны, это вроде бы частный случай, судьба Валентины Череватенко и общественной организации Союз «Женщины Дона». Но на самом деле под удар ставится общественный контроль, получается, что можно сфальсифицировать и доказать все что угодно. И теперь каждый, кто занимается общественным контролем за деятельностью государственных структур, правоохранительных органов, должен понимать, что система не хочет смиряться именно с общественным контролем, именно это становится камнем раздора.

N: — За годы работы Союз «Женщины Дона» реализовал заметные проекты, в которых при желании можно увидеть куда больше политики. Они не смутили правоохранителей?

В.Ч.: — С точки зрения нынешнего закона политической деятельностью, наверное, могли бы назвать многое. Можно вспомнить ситуацию, связанную с августовской войной 2008 года между Россией и Грузией. У всех нас много знакомых и коллег — русских, русско­язычных, проживающих на территории Грузии. Мы не могли сделать вид, будто ничего не происходит. Я знала, что многие из этих людей боятся выйти на улицу и заговорить на русском языке. И когда эти женщины обратились к нам с предложением встретиться, что-то делать вместе, мы не могли ответить отказом, не могли им сказать: «Нет, мы не будем с вами говорить». Мы тоже хотели сохранить и развивать добрососедство. Сначала 10 наших женщин поехали в Грузию. А потом мы их пригласили в нашу страну. Для того чтобы они приехали к нам в ситуации разорванных дипломатических отношений, пришлось обращаться к министру иностранных дел. И нам помогли. Мы получили разрешение и визы для въезда в нашу страну женщин-миротворцев из Грузии. Первую встречу мы провели в помещении Россотрудничества в Москве. Но нам очень хотелось, чтобы диалог продолжился у нас дома, на донской земле. Мы приняли решение, что продолжать его должны учителя русского языка из России и Грузии. Объявили конкурс среди преподавателей в Ростовской области и в городе Кутаиси, где располагается наш партнер, культурно-гуманитарный фонд «Сухуми». В итоге учителя русского языка встречались не один раз, потому что нельзя после войны усадить людей за один стол и говорить о том, какие все хорошие. Прошел курс совместной реабилитации, преподаватели русского языка узнавали проблемы друг друга, шел процесс узнавания, появлялись первые ростки доверия. Они были очень слабыми, но то, что они начинали появляться, нас очень радовало.

После всей этой работы грузинские учителя приехали к нам, мы хотели показать им донской край. Для конференции мы арендовали зал в «Гедоне». Но в один из дней встречи, когда участницы переходили на другую сторону улицы от гостиницы, перед нами выстроились молодые люди с плакатами, на которых написано: «Янки, гоу хоум», «Мы за мир с Грузией без НАТО» и так далее. Было больно, стыдно и унизительно. Я понимаю, что мои слова могут вызвать бурю негативных откликов, особенно сейчас, во время бурного расцвета лжепатриотизма. Но я убеждена, что мы работали и работаем ради будущего.

Сегодня и я, и мои коллеги, и все члены союза — мы стерпим, переживем все, что с нами происходит. Будущее нас рассудит. Я рада тому, что партнерство, которое установилось между приглашенными нами учителями, сохраняется. Что ребята из России и Грузии переписываются, что до сих пор учителя русского языка в Грузии проводят Дни русской культуры в школах, они присылают нам материалы об этом. И я горжусь тем, что мы имеем к этому отношение.

N: — Что станет с организацией при самом неблагоприятном развитии событий в судебных инстанциях?

В.Ч.: — При самом неблагоприятном прогнозе рассматриваем вариант закрытия союза. Понимаю, что именно этого наши правоохранители и добиваются, но в реестр иностранных агентов вступать не будем. Решение, принятое в отношении нас, противоречит сделанному ранее заключению Конституционного суда. КС пришел к выводу о том, что закон об иностранных агентах конституционен, так как предполагает добровольное вхождение в реестр иностранных агентов, а в нашем случае это предписывается сделать по решению суда, что очень далеко не только от добровольности, но и от права. Так что мы будем бороться до конца.

N: — Стоит ли из-за, мягко говоря, спорного ярлыка отказываться от дела, которому посвящено больше 20 лет жизни?

В.Ч.: — Это будет тяжелое решение. И в любом случае серьезны репутационные риски. В общественном сознании агент — это враг. Я и мои коллеги никогда им не были и не будем!

У нас никогда не было легких времен. То нам на стенах офиса писали, что мы агенты Госдепа, то в окна бутылки бог знает с чем бросали — все было. Однако люди, которые нас окружают, с которыми мы работаем, они умнее, чем те, кто инициирует такие глупости, а главное — их значительно больше.

Наша общественная приемная работает 20 лет, и до сих пор мы находим возможности для того, чтобы наши юристы и психологи принимали людей, оказывали им помощь на безвозмездной основе. Эта помощь очень востребована простыми людьми.

Несколько лет назад мы инициировали создание школьных служб примирения в области. Когда мы начинали их создавать и проводили первое собрание для ознакомления с этой формой, было понятно, что педагогическое сообщество не принимает ее. Тогда Рустем Максудов, руководитель довольно известной в стране организации «Судебно-правовая реформа», которая развивает эти службы, сказал залу: «Вы имеете право проголосовать ногами». Ушли, наверное, четыре пятых из собравшихся. С оставшимися мы стали работать, привлекая педагогов из Сальска, Ростова и Обливской. У тех, кто создал службы примирения, это стало хорошо получаться. А в этом году Министерство образования области издало нормативно-правовой акт об охвате всех школ службами примирения. Я просто ахнула: это означает, что их или не будут создавать вообще, или создадут формально. Результат в любом случае отрицателен. Каждый росток нового нужно нянчить, создавать для него условия, сопровождать. Мы стали пересмат­ривать свои возможности, очень хотелось включиться в эту работу. И вот сегодня мы имеем пусть не вступившее в силу, но решение суда о том, что мы — иностранные агенты. Как вы думаете, Минобразования теперь будет работать с Союзом «Женщины Дона» даже в том случае, если это чрезвычайно актуально и важно? Я убеждена, что не будет.

N: — Почему, как вам кажется, до сих пор организации, подобные вашей, могут существовать в основном на деньги зарубежных грантов?

В.Ч.: — Чтобы качественно и много работать, нужно иметь финансирование хотя бы для небольшого количества профессионально подготовленных людей.

При этом каким бы ни был проект, наша зарплата невелика. В одном проекте зарплата сотрудника организации может не превышать 10 тысяч рублей. Чтобы она была более или менее достойной, приходится одновременно работать по двум или трем направлениям, а это очень тяжелый ритм работы. Основная часть расходов — организация мероприятий. Кроме того, мы должны платить юристам и психологам, которые принимают людей бесплатно — для этих людей. В этом году расширили работу по противодействию насилию в семьях. Раньше был один психолог, теперь будет два.

Но, если точнее ответить на ваш вопрос, попробую объяснить подробнее. К примеру, есть областной конкурс для НКО, по итогам которого общественные организации получают региональные гранты. Он ставит серьезные ограничения в заработной плате. К примеру, на нее можно потратить 20%, включая налоги, от всей суммы финансирования. Возьмите 100 тысяч рублей, отнимите 20%, и получится, что за работу в проекте, который рассчитан на год, вы заплатите специалисту примерно 1 тысячу рублей в месяц. Если он где-то еще работает, может, этого и достаточно, но тогда он не сможет выполнить в рамках проекта то, что запланировано и о чем надо отчитаться. Это и есть разница подходов. Если хотите качественную работу — смотрите на проект. А нам в первые годы говорили: надо же, они еще и на зарплату денег хотят?!!

Каждый год наша организация разрабатывает проекты и участвует в областных конкурсах. И мы обратили внимание на определенную тенденцию. Например, в этом году мы написали заявку на участие в областном конкурсе, но, к сожалению, она даже не рассмат­ривалась. Я никого не обвиняю, но утверждаю, что в положении об областном конкурсе на получение грантов общественными организациями содержится коррупциогенная составляющая. Мы два года подряд привозим пакет документов и сдаем его со словами: «Поставьте отметку о получении, пожалуйста». В ответ слышим: «Запечатайте и сдавайте». Сдаем, через некоторое время на сайте появляется информация о том, что в нашем пакете не хватает какого-то документа. Проверяем свой, второй пакет, абсолютно идентичный сданному в комиссию. Все документы на месте. Я могу принять любые объяснения — что проект не отвечает целям конкурса или неправильно написан, но когда просто что-то «уходит» из пакета документов, это вызывает предсказуемые догадки. Ко мне обращались еще 3 организации, которые утверждают, что у них тоже был полный пакет документов, но и их заявки не рассматривали. Так что мы еще не агенты, а уже ощутили прелести этого статуса.

Лет 15 назад я баллотировалась в депутаты ГД, тогда еще была вера, что я могу и знаю, что и как можно изменить, какие законы нужно принимать в первую очередь, в чем прежде всего нуждается простой человек. Но потом эта вера ушла, и с тех пор я не занимаюсь политикой, что бы мне ни приписывали. Так вот, уже тогда на одной из встреч в зале, где было несколько сотен человек, меня так иронично спросили: «А вы у кого берете деньги?» Проблема, о которой мы говорили, — реабилитация участников вооруженных конфликтов. Тогда я ответила, что считаю эту проблему чрезвычайно важной, потому что видела тех, кто возвращается с современных войн, и знаю, что тогда война приходит в их семьи. И мне было все равно, где я найду деньги, чтобы помочь этим людям.

В решении суда по нашему делу значатся все наши гранты — едва ли не с момента начала деятельности. В этой сумме учтена и премия, которую в 2010 году получил Союз «Женщины Дона»: это деньги, на которые мы купили помещение, чтобы не зависеть от арендодателей, чтобы к нам могли прийти люди тогда, когда им нужна помощь. Теперь же в нашем офисе работаем не только мы, здесь и писатели, и школа диабета, и многие другие программы и организации.

Да, у нас есть проблемы и их необходимо решать, но мы убеждены, что чем больше мы привлечем в регион инвестиций для решения важных социальных проблем, на помощь людям, тем лучше. Это моя точка зрения.