Слово предоставляется паразитам
Речь современного человека, даже хорошо образованного, чаще всего изобилует словесными паразитами. Слова, которые утратили свое первоначальное значение, стали пустышками, приклеиваются чуть не к каждому предложению, приводят не только к косноязычию, но и скудоумию.
«Слышь, давай, короче» — вполне распространенная форма прощания. Мы хотим быть неформальными, непафосными, своими в разговоре и подбираем сленговые замены. Отсюда вместо «до свиданья» или «всего доброго» это лихое «давай», видимо, модернизированное просторечное «бывай». Но что несут в себе «слышь» и «короче» в данном контексте? Ничего, кроме ощущения независимости от правил хорошего тона. Так разговаривают не только в подворотне, но и в кругах просвещенной интеллигенции. «Слышь» здесь преобразовывается в «слушайте», с которого иногда начинается каждый (!) ответ в беседе или радиоинтервью. Этим словом отвечающий подсознательно показывает, что он не боится журналистских вопросов, что он крутой и отвязный, но если убрать из его речи эти 15-20 «слушайте» (аналог «смотрите»), смысл высказываний вообще не изменится. Это мусор, паразиты в нашей речи. Они не так безобидны, как кажутся на первый взгляд. Размывают тонкую грань между неформальностью и фамильярностью. Когда ко мне обращаются этим словом, я в шутку напоминаю свое имя. Ведь именно его обращающийся пытается заменить на пустышку «слушай», неосознанно размывая уникальность собеседника и тем опуская его уровень до одного из безликой толпы. Манера, как это часто у нас бывает, идет из блатных кругов, где обычного человека стараются унизить, втоптать в грязь и в связи с этим никогда не называют по имени, а только обидными кличками или вот таким «слышь».
Когда я говорю, я и сам чувствую, как прилипают к языку многочисленные «как бы» и «там», которые давно уже не используются для сравнения и не указывают на место в отдалении. Их смысл стерся от частого употребления. Они просто заполняют паузы при подборе очередного значимого слова. В особо тяжелых случаях паразитов прилипает по нескольку в одном предложении, и речь становится трагикомична: «Как бы я тебя как бы приглашаю, там, на день рождения, короче». Еще после каждой фразы можно добавлять «вот» или развернуто-пустое «как-то так».
А есть слова-эпидемии. Например, в последнее время таковым стало «история». Изначально, кто не помнит, это наука о минувших временах или некое сюжетное повествование. Но теперь благодаря моде, пришедшей из Москвы, «историей» называют все. Она стала аналогом слова «вещь» в пугающе широком смысле. Например, можно сказать: «Это хорошая история — поесть суши», «У меня плохая история — зуб болит». Автомобиль могут назвать «дорогой историей», а сок охарактеризовать как «кислая история».
Людей, призывающих искоренять словесные сорняки, часто называют занудами. Их обвиняют в желании уничтожить вместе с паразитами эмоциональность, живость речи. Кто спорит, нужны, нужны неформальность и хлесткость выражений. А многие считают речевой ценностью и нецензурщину, ссылаясь на авторитет проказника-Пушкина. И все-таки Пушкина мы ценим не за его юношеские шалости, так же как и Высоцкого любим не за его ранние блатные произведения. Поэты, писатели, ученые дают нам образец русского языка, призывают хотя бы тех, кому не безразлична наша великая литература, сохранить его чистоту от блатных, чиновничьих или офисно-планктонных веяний.
На радио «Маяк» уже больше года существует феноменальная рубрика «Училка против “Маяка”», в которой специалист по русскому языку Анна Гартман разбирает речевые ошибки… ведущих этого радио и их гостей. Какого мужества и самоиронии требует эта программа от самовлюбленных радиозвезд, переживающих каждый день такую трепку! Были и бунты журналистов, и попытки доказать, что никто не может судить живой и изменяющийся русский язык. Руководство канала стоит насмерть.
Думаю, Пушкин был бы на его стороне баррикад. А где мы?
