«Мы зарабатываем минимально»

За год работы в двух глубоководных портах ростовский зернотрейдер «РИФ» почти вдвое увеличил экспорт сельхозпродукции и утроил выручку, доведя ее в 2015 году до 50,5 млрд руб. Директор компании Вадим Саркисов утверждает, что возможности торгового дома позволяют расти и дальше, но сегодня это нецелесообразно: из-за увеличения закупочных цен маржа экспортеров минимальна. N: — Каковы итоги работы «РИФА» в 2015 году?

В.С.: — Мы отгрузили 4320 тыс. тонн сельхозпродукции; годом ранее валовой объем был 2,5 млн тонн. 65% прошлогодних продаж — это пшеница, 23% — ячмень, остальное — кукуруза и немного гороха.

Благодаря увеличению продаж и росту цен оборот компании вырос более чем втрое: с 16 млрд руб. до 50,5 млрд руб.

Мы считаем только свои показатели и только по итогам календарного года, а не сельхозсезона, как это делают аналитики и большинство игроков рынка. При этом Российский зерновой союз предоставляет экспортерам данные своих расчетов. По их информации, в прошлом году мы прилично обогнали других экспортеров, тогда как годом ранее делили первое место с Международной зерновой компанией.

N: — Рост объясняется активизацией торговли в глубоководных портах?

В.С.: — Да. Выход в глубоководный порт был единственной возможностью расти. Потихоньку мы начали работать там еще в 2014 году, а в прошлом из порта Кавказ и Новороссийска отгрузили 75–80% всего проданного за год товара.

Динамика вполне объяснимая. На терминале «Промэкспедиция» в Азове, который мы эксплуатируем на 100%, «РИФ» загружает лодки по 3–5 тыс. тонн; в глубоководных портах — по 40–50 тыс. тонн.

N: — Что представляет собой сотрудничество с Новороссийским комбинатом хлебопродуктов (далее — НКХП)?

В.С.: — С комбинатом у нас нормальные партнерские отношения, равно как и с Новороссийским зерновым терминалом (НЗТ). Мы осуществляем закупку сельхозпродукции на их базе и оттуда же перегружаем в лодки. Войти туда было непросто, но сейчас у нас полное взаимопонимание (ранее бенефициар «РИФА» Петр Ходыкин объяснял «Ведомостям », что отношения удалось наладить в феврале 2015 года, когда все крупные экспортеры зерна остановили отгрузки из-за введения пошлины на экспорт. — N).Мы согласовываем и устанавливаем цены, НЗТ и НКХП производят приемку; после накопления определенного объема отгружаем товар. Пользуемся в том числе услугами лаборатории терминала: без проверки принять товар невозможно.

Сами НКХП (связан с Росимуществом. — N) ничего не поставляем — в госинтервенциях не участвуем и не планируем. Абсолютно все отправляем на экспорт и в операциях на внутреннем рынке смысла не видим. Конечно, конкуренцию никто не отменял: закупки там проводим не только мы, но и другие крупные российские и международные экспортеры.

N: — Работают ли там другие крупные трейдеры из Ростовской области: «Астон» и «Юг Руси»?

В.С.: — Оба холдинга очень мощные и тоже сотрудничают с новороссийскими элеваторами, но в основном занимаются подсолнечником, его переработкой. Там другая специфика. Мы же специализируемся на экспорте зерна и ячменя.

В то же время обе компании остаются крупными экспортерами зерна, их позиции по- прежнему сильны.

N: — Заявляя о планах развития, вы говорили, что работа с глубоководными портами — это дополнительный риск, поскольку продукция доставляется по железной дороге. Насколько остро ощущаете эту проблему?

В.С.: — Большую часть товара мы завозим автотранспортом, по железной дороге доставляем только 20%. Наши опасения касательно железнодорожников подтвердились. Работаем по предоплате, но регулярно сталкиваемся с тем, что вагоны предоставляют с задержкой. Она может составлять до 40, а иногда и до 60 дней. Конечно, задержки случаются не в 100% случаев, но регулярно, и планировать работу очень трудно.

Перевозки выполняет ОАО «РЖД», вагоны предоставляет другая, сотрудничающая с ним, организация. Синхронность действий оставляет желать лучшего. Не радуют и тарифы. Несмотря на рост цен на услуги автотранспорта, возить все по железной дороге еще менее выгодно.

Доставку вагонами оплачиваем мы, автотранспортом — сами поставщики. Для отправки по железной дороге заключаем крупные договоры — на поставки объемом от 3 тыс. тонн. Вагон рассчитан на 60–65 тонн, мы отправляем не менее 50 вагонов.

Маленьким фермерам очень удобно везти зерно на машинах нам на элеватор. Платим всем одинаково, независимо от объема. Производитель знает, что лучшую цену, чем экспортер, ему никто не даст.

N: — Ранее глава аналитической компании «ПроЗерно» Владимир Петриченко говорил N, что не понимает, как «РИФУ» удается покупать выше рынка...

В.С.: — Это не совсем так: ТД «РИФ» не покупает товар выше рынка. Мы принимаем активное участие в его формировании, но некоторые экспортеры устанавливают цены выше наших. Сейчас закупочные цены высоки — тяжело всем трейдерам, и порой повышение цен — единственный способ выполнить условия контрактов и не уйти из этого бизнеса, переждать непростое время. Мы четко выполняем все свои обязательства перед поставщиками, таково железное правило.

N: — Что дало компании начало работы с линейными элеваторами в центральной полосе и на юге (используются для накопления больших объемов продукции и дальнейшей отправки по железной до- роге)?

В.С.: — Мы изучили целесообразность работы с ними в Ростовской области и Краснодарском крае, где их много. И поняли, что здесь это не имеет смысла: каждая перевалка товара — это дополнительные затраты.

Возможно, такая схема будет эффективной при закупке в более северных регионах: в Черноземье, Воронежской области — при плече от 600 км. Но теории часто разбиваются о практику — пока мы продолжаем изучать вопрос и окончательного решения не приняли.

N: — Изменился ли состав ваших поставщиков?

В.С.: — Пожалуй, нет. Нам и раньше везли из большинства регионов, где есть сельхозпроизводство. Сейчас в реестре около 580 поставщиков. Но с выходом в глубоководные порты те, кто раньше возил товар в Новороссийск другим экспортерам, в большинстве случаев переключаются на нас. Когда производитель везет товар, он обычно не связан обязательствами. Человек смотрит, сравнивает цены. Наша задача — предложить условия интереснее, чем у других.

N: — Как изменилась география продаж компании после обострения отношений с Турцией и запрета на полеты в Египет?

В.С.: — География практически не изменилась. Напряженность в отношениях с некоторыми странами на нашей работе, к счастью, не сказывается.

В первом квартале этого года мы отгрузили 1,1 млн тонн сельхозпродукции, в том числе 790 тыс. тонн пшеницы и 150 тыс. тонн ячменя. Из них 480 тыс. тонн купил Египет, это крупнейший в этом году рынок сбыта; в Турцию мы продали 155 тыс. тонн, она на втором месте. Среди других крупных покупателей — ЮАР, Бангладеш и Саудовская Аравия.

Торговля в отличие от выездного туризма приносит России валюту, которую мы оставляем здесь, и стране, как ни крути, это выгодно. Ограничений для экспортеров нет, и, насколько я знаю, вводить их в ближайшее время не планируют. Со стороны турок звучали неуверенные заявления о том, что правительство страны подумывает ввести эмбарго на ввоз нашей продукции. Но пока у властей Турции нет такого желания и торговля с этой страной осуществляется в нормальном режиме. Турки — одни из крупнейших в мире мукомолов, и используют они наше зерно.

N: — Прокомментируйте влияние экспортной пошлины на работу компании.

В.С.: — Оно незначительно сказалось на нашей работе. Конечно, появились дополнительные сложности: оформление, платежи. Но мы приспособились — особых проблем нет.

N: — Как, используя доступные компании портовые мощности, вы можете увеличить объемы отгрузки в дальнейшем?

В.С.: — Вопрос хороший, но непростой. С одной стороны, мы не работаем на пределе возможностей. С другой — цены на сельхозпродукцию сегодня зашкаливают: чтобы держаться на плаву, нам приходится выполнять некоторые контракты с минимальной прибылью. Волатильность доллара делает свое дело. Завозчики зерна окончательно запутались, им все сложнее ориентироваться в ценах, и порой они устанавливают их на таком уровне, что нам вообще невыгодно выполнять контракты. Это сдерживает рост экспорта.

Теоретически, мы можем еще нарастить продажи: мощности НЗП и НКХП велики. Но тут встает вопрос о целесообразности такой работы. Сегодня мы все чаще делаем что-то просто по инерции. Уже после производим расчет и выясняем, что прибыль оставляет желать большего.

Наращивать объемы будем, когда станет ясно, что это целесообразно. Пока неясно, когда это случится. В этом году нас устроит повторение результатов 2015 года. Снизить темпы, а тем более остановить предприятие невозможно: это десятки людей, элеваторы, закупки, техника... Конвейер, одним словом.

В этом году многое будет зависеть от урожая. Но уже сейчас мы видим, что переходящие запасы очень велики — даже если соберут меньше, чем год назад, товара будет вполне достаточно, цены должны снизиться. Поэтому надеемся, что летом станет немного легче.

N: — Согласны ли вы с Вадимом Викуловым, полагающим, что, если Россия продолжит жить в условиях санкций, ликвидность банковского рынка будет низкой, рубль будет падать, а себестоимость расти; в какой-то момент выращивание продовольственной пшеницы может стать невыгодным?

В.С.: — Я очень уважаю г-на Викулова, и «Астон» — безоговорочный сельхозгигант, но в то, что выращивание может стать невыгодным, я не верю.

N: — Допускаете, что «РИФ» займется выращиванием?

В.С.: — Нет, это исключено. Сельхозпроизводство — принципиально иное направление. Чтобы его запустить, нужно полностью организовать все: людей, технику, технологии. Для нас это неактуально, мы торгуем. Каждый должен заниматься своим делом. Желательно — профессионально.

N: — Насколько остра конкуренция среди экспортеров зерна, стало ли вам сложнее работать за последний год? Как может измениться расстановка сил в Ростовской области после ввода терминала Louis Dreyfus в Азовском районе?

В.С.: — Конкуренция усиливается каждый год, сегодня она очень остра. Что касается нового терминала, это не снизит градус конкуренции, но и не повлияет кардинально на расстановку сил. Среди тех, кто, по моим наблюдениям, работает неплохо, «Аутспан», Louis Dreyfus, Glencore, Cargill, «Астон», «Юг Руси».

N: — В 2014 году ваша выручка выросла год к году, но чистая прибыль заметно снизилась — маржа составила чуть более 1%. Продолжилось ли ее снижение в прошлом году?

В.С.: — Да, мы зарабатываем минимально, прошлогодняя прибыль если и отличается от той, что была в 2014 году, то незначительно. Но у меня есть основание считать, что часть экспортеров вообще уходит в минус.

N: — Как сегодня обстоят дела с банковским финансированием?

В.С.: — Мы используем кредитные деньги. Главный партнер — Промсвязьбанк. Схема сотрудничества довольно сложная: лимит предоставлен в рублях, но берем мы средства в долларах, по текущему курсу. Ставку называть не буду, в последнее время это очень щекотливый вопрос. Безусловно, получать финансирование не стало проще. На недавнем банковском совещании г-н Ананьев из Промсвязьбанка вроде бы пошутил, сказав, что сегодня лучший кредит — невыданный. Но вообще, это очень похоже на правду.

N: — Насколько активно участвует в процессе управления бенефициар торгового дома г-н Ходыкин?

В.С.: — Он принимает непосредственное участие в оперативном управлении предприятием, абсолютно во всех делах. Делает это дистанционно, поскольку находится в другой стране. Вот и сейчас, отвечая на ваш вопрос, я одновременно пишу ему. (Смеется.) Директор может быть хоть семи пядей во лбу, но вопросы возникают постоянно: например, курс валют меняется все время — не с персоналом же мне советоваться по поводу операций.