«Мы бьемся за рынок и свою долю»

По словам Дмитрия Удраса, оборот «Ростсельмаша» по итогам 2015–2016 сельскохозяйственного года вырастет на 30% — до 45 млрд рублей. В условиях жесткой конкуренции с пятеркой глобальных производителей сельхозтехники в «Новом Содружестве» увеличивают объем инвестиций в модификации существующих моделей и новые разработки. В этом году «РСМ» начинает масштабный серийный выпуск нового комбайна RSM 161, одно из канадских производств к осени локализуют в Ростове. Идет работа над увеличением мощности двигателя кормоуборных машин, у ближайшей модификации она будет составлять 650 л. с., у одного из лидеров в сегменте — 1 тыс. л. с.

N: — Есть мнение, что усилившаяся гос­поддержка, девальвация рубля и высокий спрос со стороны агропрома позволили увеличить чистую прибыль в секторе за 2015 год на 45%. Как вы оцениваете ситуацию на рынке? Насколько выросли ваши показатели? Д.У.: — В объеме продаж мы выросли, соответственно, стали больше инвестировать. Раньше были сложности: не хватало определенности. Год заканчивается, но ты не знаешь, что произойдет в следующем. Понятно, что в бизнесе нельзя математически просчитать все риски, но когда государство четко заявляет о приоритете сельского хозяйства, разрабатывает конкретные меры по поддержке селян и производителей, планирование становится более понятным. Сейчас в АПК имеет место явное недофинансирование. Тем не менее принят ряд важных мер на государственном уровне: постановление правительства № 719, которое четко определяет, какое предприятие считать российским, каким должен быть уровень операций и локализации, чтобы иметь доступ к программам субсидирования. Конкуренция становится честнее: раньше мы и зарубежные компании, собирающие из нескольких привезенных узлов технику, пользовались одинаковыми преференциями. В этом году процент субсидий на покупку техники селянами вырос с 15 до 25–30. Объем финансирования этой программы увеличился до 10 млрд рублей, участие в ней на данный момент принимают 58 российских производителей. При этом по состоянию на сегодняшний день лимит по программе уже исчерпан. Рост производства теперь измеряется двузначными цифрами. Петербургский тракторный завод произвел в 2015 году машин на 80% больше, чем в 2012-м, когда не было действия данного постановления. У «Ростсельмаша» в 2014–2015 сельскохозяйственном году рост составил около 40%.

N: — Какую часть из этих 10 млрд рублей получил «РСМ»? Д.У.: — Не готов сейчас назвать точную цифру. Главное, что программа работает и действительно стимулирует развитие с/х сектора. С учетом разрыва в погектарной поддержке между нами и странами Европы (5 евро и 150–300 евро) прекращение действия данной программы могло бы крайне сильно ударить по состоянию сектора. В ЕС субсидии правительств на приобретение техники достигают 50%.

N: — Каковы итоги прошлого года «РСМ»? Сколько произвели машин? Д.У.: — Мы выпустили 4,5 тысячи машин по итогам прошлого сельскохозяйственного года. Сегодня занимаем чуть более 70% российского рынка. Доля рынка выросла, худший показатель, если рассматривать период начиная с 2000 года, у нас был в диапазоне 43–47%. Безусловно, увеличить долю помогла девальвация рубля, и это положительно подействовало на все российское производство. В среднем валютная доля себестоимости в производстве «РСМ» не превышает 20%. Да, российские предприятия — производители сырья тоже подняли цены: например, стоимость металла выросла на 25% , но все равно эта величина в итоге несопоставима с уровнем цен на импортное сырье. Мы зарабатываем на объеме продаж, маржа довольно низкая, но самое главное — то, что мы можем позволить себе удерживать цены на невысоком уровне, выпуская технику сопоставимого с импортными образцами качества. Рентабельность остается примерно той же, что и раньше. Мы бьемся за рынок и свою долю. Активно сотрудничаем с агрохолдингами, они положительно оценивают нашу продукцию, хотя многие из них раньше предпочитали применять зарубежную технику. Если 5–10 лет назад можно было говорить о том, что мы уступаем по техническим характеристикам импортным производителям, то сегодня мы можем констатировать, что ничем не уступаем тому же John Deerе. Есть результаты сравнительных испытаний, которые показывают, что наши комбайны конкурентоспособны. И итоги продаж это подтверждают. Один из отличных примеров — новый серийный продукт — комбайн RSM 161, масштабный выпуск которого начался в этом году.

N: — Нет ли планов привлечь акционерный капитал, разместить облигации для развития «РСМ» и «Эмпилса»? Д.У.: — Нет, такое мы не планируем и не видим в этом необходимости. Акционерный капитал, как правило, самый дорогой источник финансирования предприятия. Мы хорошие заемщики, и проблем у нас с банками в целом нет: они нам вполне доверяют. Перечислять названия конкретных банков я не хотел бы из соображений сохранения конфиденциальности, это не совсем корректно. На протяжении последних 10 лет мы сотрудничаем более чем с 10 банками. Основных финансовых партнеров у нас 3–4.

N: — Каким банкам отдаете предпочтение: коммерческим или государственным? Кто из них оказался в кризис более лояльным к клиентам? Пришлось отказываться от чьих-то услуг? Д.У.: — Среди наших партнеров есть как государственные, так и коммерческие банки. Да, от сотрудничества с некоторыми отказались, это происходило в последние 2–3 года. Некоторые бывшие партнеры без объективной аргументации ужесточали требования по залогам, повышали кредитные ставки и т. д. Понятно, что кризис может требовать пересмотра условий. Но, к примеру, за последние 16 лет у нас не было ни одной просрочки, мы благонадежный заемщик. С теми, кто смотрел в будущее, кто готов был договариваться, мы с удовлетворением продолжили сотрудничество. Коммерческие банки в целом были более гибкими. Кстати, они во многом выиграли не только в ситуации с нашей компанией.

N: — Как изменилась доля Сбербанка, с которым вы работаете? Д.У.: — Она объективно снизилась за последние годы.

N: — Развитие двух не связанных друг с другом бизнесов — плюс или минус в современных условиях? Нет ли планов продать «Эмпилс» и сосредоточиться на «РСМ»? Д.У.: — Нет, у нас таких планов нет. Мы относимся к бизнесу как к семье, а ко всем своим проектам — как к детям. Один ребенок — хорошо, двое — неплохо, пять — уже для избранных, десять — особенный случай. Пока мы можем тянуть большую семью. Конечно же, есть критичный предел количества проектов. Но 2–3 проекта — это, поверьте, нормально.

N: — Каковы итоги года у «Эмпилса»? Д.У.: — Рынок лакокрасочных материалов падает вместе со строительным рынком. По нашим оценкам, сокращение последнего достигло 20%. Конкуренция среди российских производителей очень жесткая, мы работаем в среднем ценовом сегменте. Вырваться с за­метным преимуществом вперед здесь невозможно, можно только на секунды, условно говоря, опережать конкурентов, при этом следует бороться за качество ежедневно. Импортные продукты представлены в высоком ценовом сегменте, нам участвовать там на данный момент неинтересно. Мы занимаем около 6% рынка, более точно оценить долю сложно: в России сотни производств, даже крупнейшие компании не всегда открывают свою статистику. Наш конек — лаковые эмали. Мы считаем, что в этой нише рынка лакокрасочных изделий входим в тройку лидеров. В этом году мы ожидаем результатов, сопоставимых с теми, что мы получили в прошлом году. Возможно, немного подрастем, прежде всего за счет новых продуктов. Планируем сфокусироваться на выпуске промышленных эмалей. Мы занимаемся этими продуктами последние 5 лет, но без заметной концентрации на этой категории. Сегодня видим, что эта группа интересна: подобные продукты очень востребованы в неф­тегазовом секторе, дорожном строительстве, машиностроении. Частично мы производим эмали и для «Ростсельмаша», но это отдельные продукты, полностью закрыть его потребности мы пока не можем. Мы также продаем свои полуфабрикаты другим лакокрасочным предприятиям.

N: — Новые приобретения планируете? Д.У.: — Нет, нам достаточно того, что мы уже имеем, нам предстоит только эволюционное движение: будем максимально развивать продукты, расширять их линейку. Чем сложнее комбайны, тем больше зарабатывает компания. Мы нацелены на то, чтобы быть фуллайнерами (поставлять под единой маркой весь перечень необходимой для с/х техники. — N). Есть секторы, в которых мы чувствуем себя слабее конкурентов, например в сегменте высокомощных кормоуборочных машин. Мы работаем над тем, чтобы сделать их производительнее. У ближайшей модификации будет двигатель мощностью 650 л. с., мы уже думаем, как подготовить комбайн с двигателем до 700 л. с. У одного из лидеров в сегменте — Krone — есть машины с двигателем в 1 тыс. л. с. Сейчас у нас конкурентноспособные комбайны, тяжелые тракторы, навесная техника. В Канаде на нашем предприятии мы разрабатываем трактор мощностью в 170–250 л. с. Мы не считаем нужным производить машины ниже этого мощностного ряда, там уже очень массовый продукт, который надо выпускать десятками тысяч, чтобы зарабатывать.

N: — Что больше всего сдерживает развитие «РСМ»? Д.У.: — Высокие кредитные ставки. Это касается не только «Ростсельмаша», но и «Эмпилса». Высокие ставки снижают инвестиционный аппетит. К текущей ситуации многие бизнесы приспособились. Тем не менее мы вынуждены откладывать ряд задач, решение которых позволило бы повысить наши показатели, но при столь дорогих заемных средствах у нас нет возможности это сделать. Мы конкурируем все-таки с большой пятеркой глобальных производителей, являясь таковым же и сами: John Deerе, CLAAS, Case New Holland, AGCO. Белорусский «Гомсельмаш» оставляем в скобках: там и о глобальности говорить нет оснований, и другие моменты оставляют неопределенность. С их социалистической экономикой сложно понять, как реально работает бизнес. Сегодня они в убытках, а завтра у них удивительным образом снова все хорошо. Если говорить о конкуренции с западными производителями, то, поскольку мы сами имеем площадки в Канаде и США, знаем какие кредитные ставки действуют там. Это в среднем 3–4%, у нас же в любом случае это более 10%, даже если ты «Газпром». Т. е. минимум в 3 раза деньги там дешевле. А если 12 процентов умножить на 5, то что такое пять лет сейчас и 60%? Много ли известно в тяжелой индустрии проектов с окупаемостью в 5 лет на практике?

N: — Раз мы уже заговорили о зарубежных игроках, то какова ситуация на рынках в Европе и Америке? Сколько у вас сейчас там производств, изменился ли их состав? Д.У.: — Последние два года на этих рынках непростая ситуация. Падение спроса на разные продукты в Америке составляет от 20% до 30%. Цены на сельхозпродукты упали, произошло затоваривание сельхозтоваропроизводителей США и Канады как первичной, так и вторичной техникой. Раньше американский фермер менял технику каждые 2–3 года.

У нас 3 производства в Канаде и 3 в США. В этом году мы переносим производство трактора модели 2375 и переустанавливаем оснастку для производства машин по обработке поч­вы, а также переносим производство одной модели опрыскивателя — всего 4 продукта — из Канады в Ростов-на-Дону. Совпало много факторов. Спрос на высокомощные тракторы в России укрепился, импортировать эти продукты нам стало дороже в 2 раза, а продавать их на домашнем рынке в Канаде без модификации мы уже не можем из-за новых требований к экологичности двигателей. Только в перенос линии по производству этой модели трактора мы вложили 300 млн рублей. Вся линия в целом будем работать уже осенью этого года.

Рынок в Европе тоже сократился, но не так заметно, как в Америке: падение составляет около 5%. Спрос на рынках стран третьего мира понизился. На внутреннем рынке мы наблюдаем определенный избыток предложения. Конкуренция обострилась, ценовая политика игроков рынка меняется. Раньше это было нашим большим преимуществом — качество как у John Deere при стоимости в 2 раза ниже. Но сейчас многие пересматривают свою ценовую политику.

N: — Каковы финансовые показатели ваших зарубежных активов? Д.У.: — Ситуация неоднозначная. В Канаде она несколько лучше, чем в США. У нас есть сильный бренд Versatile и базовая производственная площадка Buhler.

N: — Какова структура экспорта «Ростсельмаша», расширился ли список стран? Д.У.: — На рынке Казахстана мы занимаем около 50%. Наша цель — каждый год открывать по две новые страны. В прошлом году это были Германия и Иран, в этом первую машину купили в Судане, идут испытания техники в Египте. Перед нами стоит задача занять 5% рынка в каждой европейской стране и вообще во всех странах, где мы ранее не были представлены. В Америке очень сложно бороться, там мы ставим планку на уровень 1–3%, и это задача на десятилетие. В Европе же продажи техники суммарно идут уже на сотни машин. В конце 2014 года мы открыли полноценную сервисную сеть, стали действовать узловые склады запасных частей регионального уровня. С 2010 года мы постепенно теряли украинский рынок. Объемы продаж с нескольких сотен единиц техники снизились до десятков. Российский товар под разными предлогами вытеснялся с рынка, к тому же у них нет четких правил ограничения допуска на рынок вторичной техники.

В итоге соотношение между вторичной и новой техникой составляет 60% на 40%. Потенциально 80% украинцев готовы приобретать технику либо «Ростсельмаша», либо под канадским брендом Versatile. С последним работать проще, когда тебе нужно объяснить соседу, почему ты купил именно такой комбайн. Сейчас наша доля рынка в Украине — около 15%, мы хотели бы нарастить ее до 20–25%.

В Литве, к примеру, занимаем 30% рынка, никакой русофобии в вопросах выбора аграриями техники мы там объективно не видим.

От общего объема производимой «Ростсельмашем» техники на экспорт идет около 25%, мы планировали увеличить долю экспорта в этом году на 10–15%, используя государственные финансовые инструменты: субсидирование процентной ставки РОСЭКСИМБАНКОМ под страхование ЭКСАР для зарубежных покупателей. Но в этом году из-за понятной ситуации в экономике и ограниченности бюджетных ресурсов правительство приняло решение отказаться от этого механизма поддержки, в силу чего наше предложение на развитом конкурентном рынке теряет одно из своих сильных преимуществ. В ближайшие 2–3 месяца картина с экспортом станет более ясной.

N: — Какой объем инвестиций в «РСМ» был в прошлом году? Д.У.: — Объем инвестиций в прошлом году составил около 800 млн рублей, в этом году мы планируем увеличение до 1 млрд 16 млн рублей. Мы сейчас много внимания уделяем электронным системам. Идет борьба за максимальную эффективность техники. В течение 5 лет наличие на борту машин эффективных электронных систем станет стандартом, продажи техники без сильного программного обес­печения будут невозможны.

N: — Изменилась ли стратегия развития «РСМ» в кризис? Д.У.: — В нашей отрасли кризисы, как показывает история, происходят каждые 5–7 лет, если на них оглядываться — придется постоянно менять стратегию. Тактически какие-то изменения мы делаем, но стратегический план на ближайшие 7–10 лет у нас четко определен. Мы видим, как и куда нам следует двигаться. Каждый год мы выпускаем новые продукты или делаем глубокую модификацию продуктов, иначе на этом рынке нельзя, тебя с него вытеснят.

N: — С какими финансовыми показателями «Ростсельмаш» закончил 2015 год? Д.У.: — Оборот в 2014–2015 гг. составил 32 млрд рублей. В этом году мы рассчитываем на рост оборота более чем на 30%: по нашим расчетам, он составит не менее 45 млрд рублей. Другую финансовую информацию мы не раскрываем.