Амнезия как приговор

В ночь на 13 августа на трассе под Ростовом в районе поворота на Красный Крым я подобрал старика. Он шел по проезжей части натужной походкой паркинсонщика, было очевидно, что человек нуждается в помощи. Я решил, что отвезу его домой. Но в машине выяснилось, что у старика частичная потеря памяти. Имя-отчество и год рождения называл четко — Жолобов Виталий Иванович, 1950 г.р. Дальше все путалось. Сказал, что шел к родственникам, но название поселка не вспомнил. Сказал, что живет на Комарова возле «О’Кея», но в частном доме — в том районе нет частных домов.

Я позвонил на 911. Так началось мое взаимодействие с государственной машиной, реакцию которой сложно назвать адекватной.

— Подобрал человека на трассе, у него потеря памяти. Как мне действовать?

После паузы, во время которой, похоже, оператор 911 с кем-то советовался, он сказал: «Как въедете в город, позвоните на номер 102, в полицию, они скажут, что делать». По номеру 102 ответила девушка, которая не только не была готова руководить моими дальнейшими действиями, но и умудрялась высказывать недовольство — дескать, вы кого-то там подобрали, чего вам от меня-то нужно?

— Неужели я первый обратился с такой проблемой? Я рассчитывал, что вы мне поможете. А вы сопли жуете. Куда везти человека, в какое отделение?

Я подъезжал к отделению на Марксистском, 4, когда мне позвонил полицейский. Он был осведомлен о содержании разговора с барышней по номеру 102 и крайне недоволен.

— Почему вы к нам его везете? А если он коней двинет? Везите в БСМП-2.

В БСМП-2 я столкнулся с похожей реакцией медперсонала.

— Зачем вы его сюда привезли? Травм у него нет. Показаний для госпитализации нет.

Я начинал терять самообладание.

— Я все понял, — говорю. — Давайте я вывезу его обратно на трассу, дождусь, пока его собьют, и уже тогда, если будет живой, повезу к вам.

С этого момента ситуация изменилась к лучшему. Что-то, видно, щелкнуло в головах. Дежурный врач разрешила оставить старика, вызвала бригаду психиатрической помощи — психбригаду, говоря по-простому.

— Но могут и не забрать, — предупредила она. — У них тоже свои показания.

Я оставил старика под утро в смотровой. Утром перезвонил дежурному врачу, она сказала, что приезжали полицейские и психбригада, старика увезли в Ковалевский психдиспансер. Отследить его дальнейшую судьбу по официальным каналам не удается: персоналу Ковалевки законом запрещено отвечать на вопросы о пациентах.

В поисковом отряде «Лиза Алерт», куда я обратился через сутки после происшествия, предприняли все возможное, но никаких ниточек, которые вывели бы на родственников Жолобова Виталия Ивановича, 1950 г.р. с татуировкой на левой руке «С малых лет счастья нет» найти не удалось.

— В таких случаях лучше сразу звонить нам, — сказала координатор волонтеров. — Нам проще решать проблему и контролировать ситуацию, когда мы подключаемся с самого начала.

Увы, в ночь на 13 августа я этого не знал. Не догадывался, что государство настолько не готово заниматься людьми с потерей памяти.

Не скажу, что поведение полицейских и медиков в этой истории стало для меня откровением, как-то особо меня травмировало. Не стало, не травмировало. Все это привычно.

Но железобетонная, глухая неготовность системы к решению острейшей, судя по цифрам статистики, проблемы — вызывает недоумение и протест. Я не мог вообразить, что в этом вопросе все так плохо — до сих пор, после стольких скандалов.

Вопросы очевидны.

Почему операторы горячих линий 911 и 102 не способны подключаться к решению задачи, которая, как мне представляется, прямо входит в круг их компетенций — спасение человека в опасной ситуации? Почему не существует никакой инструкции, приказа, положения, которые раз и навсегда расписали бы элементарный рабочий алгоритм — как руководить действиями людей, спасающих других людей?

Почему те, кто руководит работой медицинских учреждений, не способны найти решения проблемы «потеряшек», у которых отсутствуют стандартные показания для госпитализации по «скорой» — переломы, кровотечения и прочее. Почему нельзя определить медучреждения, которые будут принимать этих несчастных в случае, если им отказывают в госпитализации в ковалевском психдиспансере.

Наконец, почему в Ковалевке могут отказывать в госпитализации людям с частичной потерей памяти? Где, как не здесь, искать спасения тем, кто оказывается в опасности в связи со сбоями в работе мозга?

Что должно произойти, чтобы система, руководители которой так любят проявлять «заботу о людях» на предвыборных плакатах, проявили ее, наконец, в отношении беспомощных найденышей, ежедневно подбираемых на трассах, на вокзалах, на улицах и в общественном транспорте?

Волонтеры рассказали историю, когда бригада «скорой» 8 часов катала по больницам старушку, потерявшую память, но внешне целую и невредимую. Старушке всюду отказывали в госпитализации. Проблема решилась только после вмешательства руководства горздрава: выбрали больницу, позвонили и обязали «потеряшку» принять. Горздраву действительно так удобней работать? Там действительно не умеют разрешать подобные проблемы раз и навсегда?