«Увидел Илью Кабакова и услышал его изобретательные тосты»

N: — Как вы познакомились с Кабаковым?

И.В.: — Почти случайно. Это был 1982 год, я работал в ростовском университете, и у нас были курсы повышения квалификации в МГУ, на факультете психологии. Я был там почти четыре месяца, в Москве у меня хорошие знакомые. Как-то пришел к ним в гости, а они жили в доме художников. Рядом была квартира Эдуарда Гороховского. У них в этой квартире в тот момент было «сборище» — гости самые разные, в том числе и зарубежные. Там я впервые увидел Илью Кабакова и услышал его изобретательные тосты.

Примерно в это же время на выставке живописи в Горкоме графики на Малой Грузинской я впервые увидел его работу «Сад». Это полотно с зелеными пятнами — что-то вроде вида на сад сверху. А рядом приведены шестнадцать высказываний об этой картине самых разных направленностей — как бы прогнозируемые автором. Интересно, что через несколько лет Кабаков сделал другой (в чем-то противоположный по направленности) тип инсталляции, в которой был тот же сад и его новая работа «Доска объяснений», в которой объяснялось, как нужно видеть и понимать эту картину. Здесь проявилось еще одно важное свойство творчества Ильи Кабакова — вариативность. Он часто повторял свои работы, особенно инсталляции, но не копировал их, а добавлял и изменял, порой весьма существенно, и форму и смыслы. Потом мы познакомились немного ближе, несколько раз встречались в компаниях. Однажды вместе были на выступлении джазового трио Вячеслава Ганелина, один из музыкантов которого, Владимир Тарасов, очень дружил с Кабаковым и собрал очень хорошую коллекцию его работ, находящихся ныне в Литовском музее.

С Кабаковым был хорошо знаком львовский график Александр Аксинин, он сделал два варианта офорта, посвященных Илье Кабакову, — они представлены на выставке. Я также хорошо знал и общался с Александром Аксининым, который, к сожалению, погиб в авиакатастрофе в 1985 году. У меня есть хорошая коллекция работ Аксинина, и я выставлял его работы не только в Ростове, но и в Москве и Санкт-Петербурге, а также в Польше, Нидерландах, Италии и Германии.

N: — Что есть на выставке из вашего архива?

И.В.: — Фото инсталляций с выставок Кабакова, несколько портретов Кабакова, две графические работы из серии «Душ» и девять оригиналов его графики из серии «Вокноглядящий Архипов». Последняя является заключительной серией большого цикла автора «10 персонажей». Ее смысл в том, что человек все время сидит у окна, никуда не ходит, не важно, по какой причине. Окно — это какие-то и воспоминания, и фрагменты внешнего мира, и фантазии, вызванные ярким светом. Цикл «10 персонажей» впервые был выставлен в Германии в восьмидесятые годы. С тех пор он стал знаменит, и о Кабакове узнал весь мир.

N: — Как к вам попали эти рисунки?

И.В.: — Эти работы были в свое время подарены Кабаковым Аксинину и его жене в 1981 году. Но в 1985-м Аксинин погиб, а эти работы хранились у его отца, и он подарил их одной художнице, с которой я был знаком, а она подарила их мне.

N: — У вас есть еще работы Ильи Иосифовича?

И.В.: — Только эти.

N: — Что за фото здесь сегодня представлены?

И.В.: — Это фотографии (в основном инсталляций), сделанные мной на различных выставках. Кабаков прежде всего известен двумя изобретениями: первое — это циклы его альбомов, второе — это так называемая тотальная инсталляция. Это инсталляция, которая тебя окружает, в которую можно войти. Вот эта, например, называется «Пустой музей». Кабаков создал музейную обстановку без картин и прочего наполнения, но вместе с тем создается ощущение музейного пространства.

Вот его очень известная работа «В будущее возьмут не всех». Под таким же названием была его последняя выставка в 2018 году в России. Она была и в Санкт-Петербурге, и в Москве. Идея в том, что поезд ушел, а чьи-то картины и работы остались валяться на земле.

Эта инсталляция называется «Красный вагон». Идея очень простая. На входе — конструктивизм и ожидание рассвета, а на выходе — одни обломки.

N: — Когда вы сделали эти фотографии?

И.В.: — В разных местах, но в основном я сделал их в этом году в августе, на выставке в Арт-музее в Тель-Авиве. Когда Кабаков уехал из России, сначала в Германию, потом в США, он через два года женился на Эмилии, которая стала его помощником. Все эти инсталляции с 1988 года они создали вместе.

N: — А почему сегодняшняя выставка называется «Читая небо»?

И.В.: — У Ильи Кабакова сюжет полета человека в небе выражен в очень разных формах. Например, это работа «Глядя вверх и читая слова». Видите, тут есть надписи на немецком языке. Это была выставка скульптур в Мюнстере, она проходит один раз в десять лет. Весь город усеян творениями искусства. В музеях, на улицах, в помещениях. Но некоторые работы, как эта антенна, остаются навсегда, их не убирают. Кабаков в 1987 году сделал вот такую скульптуру. Проволока толщиной 4 мм, из которой сделаны слова, на высоте 20 метров слова то кажутся, то пропадают, они словно живут своей жизнью. Там написано следующее: «Мой дорогой! Когда ты лежишь в траве, запрокинув голову, и вокруг тебя никого нет, ты слышишь только ветер и глядишь в открытое небо — в синеву, где плывут облака. Быть может, это лучшее, что ты делал и видел в своей жизни». Я ездил в Германию несколько раз и в каждую из поездок не упускал возможности посмотреть на эту работу. Это, так сказать, послание неба. И художник соединяет это небо с человеком. Поэтому у нас возникла идея назвать эту выставку «Читая небо».

Хочу сказать, что Кабаков — блестящий иллюстратор детских книг. За месяц-полтора он рисовал где-то по десять-двадцать штук. Но творчества он в них не видел, считал, что это всего лишь заработок. За полтора месяца работы с детскими книгами он зарабатывал столько, что еще полгода мог заниматься своим искусством. Но сейчас эти работы очень ценятся, детские книжки с иллюстрациями мастера и так далее.

N: — Вы согласны с определением, что Кабаков исследовал чувство отчужденности и скуки, характерное для советской повседневности?

И.В.: — Он исследовал и воплощал в творчестве различные чувства и различные состояния, которые были в советское время: чувство заблуждения, чувство страха и так далее. Но это не значит, что он сосредотачивался только на этом.

N: — Вы могли бы сказать, что СССР развалила скука?

И.В.: — Не только скука и не столько скука, конечно. Жили по-разному, многие жили в коммуналках, и состояния были всякие. И многие из этих состояний и настроений нашли отражение в работах Ильи Кабакова — недаром в одном из некрологов, ему посвященных, его назвали «самым советским художником» (Анна Толстова, Weekend).

N: — Как вы считаете, искусство Кабакова было до конца понято в России?

И.В.: — Никогда не бывает, чтобы что-то было бы понято всеми и сразу. Кто-то понял, а кто-то нет. И потом, важно не только и не столько понимание, сколько чувствительность и рефлексия. В России он стал известным и популярным позднее, чем в Европе. Не все люди понимают и ценят его творчество, потому что он специфический и очень разнообразный. Все его тотальные инсталляции — это новые, удивительные изобретения в искусстве того времени. В 2014 году в Париже была выставка в Гран-Пале, где обычно для художников выделялись отдельные помещения, Кабакову отдали весь дворец, в котором он и Эмилия создали целый город — «Странный город». У нас его работы есть в Эрмитаже и в Русском музее, в Третьяковской галерее, в музее Пушкина. После его смерти в России были две выставки, посвященные его памяти, — в Москве и в Санкт-Петербурге. Теперь и в Ростове сделали.