«Нет у меня никаких антител, хотя я два месяца провел с пациентами»
Игорь Симаков, директор медицинского центра «Здоровье», руководитель регионального отделения Партии Роста, два месяца проработал стажером отделения неотложной помощи в Азовской городской больнице, после того как большая часть коллег из этого медучреждения оказались на больничном.
Игорь Симаков много лет работает врачом-психиатром. Узнав о катастрофической ситуации в городской больнице Азова — в конце сентября там заболела большая часть врачей, — решил поддержать коллег. Он уверен, что из-за половинчатости принимаемых решений антиковидные ограничения для бизнеса не влияют на скорость распространения вируса, и хотел бы получить честные оценки случившего в двадцатой горбольнице Ростова.
N: — В ноябре региональное отделение Партии Роста обратилось к губернатору Василию Голубеву с просьбой дать публичную оценку того, что произошло в ростовской городской больнице № 20. Вы получили ответ?
И.С.: — Нет, мы не получили никакого ответа.
N: — Надеетесь на его получение?
И.С.: — Я думаю, что через пару месяцев придет какая-то формальная отписка… или не придет.
N: — Почему для вас была так важна оценка случившегося от первого лица региона?
И.С.: — Поначалу губернатор заявил, что происшедшее там — это выдуманная, раздутая журналистами ситуация. Отрицался сам факт случившегося. Сейчас вина перекладывается на реаниматологов. Я слежу за ситуацией и не слышал, чтобы губернатор изменил свою точку зрения. Признание факта события влечет за собой изучение, оценку и принятие мер по исключению случившегося в дальнейшем. Этого не произошло, значит, сохраняются риски повторения. А раз так, раз не признаем очевидного, как верить тому, что говорит власть об эпидемиологической ситуации?
N: — Вы совмещали работу в своем медицинском центре с работой участкового терапевта с 1 октября. Почему именно с этого момента?
И.С.: — Когда появилось обращение главврача Азовской больницы (в конце сентября в Центральной городской больнице Азова заболело большое количество врачей. Главврач Вадим Бридковский попросил врачей из частных клиник помочь в обслуживании пациентов. — N), я был в отпуске. Вернулся и написал заявление. По диплому я терапевт, хотя уже много лет не работал по этой специальности. Правда, перед этим в течение примерно недели общался с коллегами, предлагал им поддержать врачей из городской больницы. Уловил их страх и опасения, поэтому возникло ощущение, что надо идти самому. Мой коллега, врач-пульмонолог Сергей Бутенко, директор медицинского центра «Док@», также согласился помочь. Меня взяли стажером в отделение неотложной помощи.
N: — Чем стажер отличается от обычного терапевта?
И.С.: — Поскольку у меня нет сертификата врача-терапевта, то полномочия стажера ограничены. О сложных случаях я докладывал старшему врачу для принятия решения. Плюс я информировал его в тех случаях, когда принималось решение об открытии листка нетрудоспособности. По большому счету, на этом ограничения заканчивались.
N: — Почему, решив помочь коллегам, вы отказались не только от зарплаты, но и от машины, от средств индивидуальной защиты, которые могла предоставить поликлиника?
И.С.: — Во-первых, понимал, что это будет связано с разными бюрократическими моментами. Во-вторых, помогать, так помогать. Я не испытывал проблем с СИЗами, понимал, что буду отвлекать машину из больницы, на которой могут выезжать другие специалисты.
N: — Вы говорили, что максимум вызовов, которые пришлось обслужить за одну смену, — 18. Что изменилось потом?
И.С.: — Ситуация стала меняться уже к концу октября. С одной стороны, улучшилась организация работы. Например, диспетчерская служба стала выстраивать логистику так, чтобы не приходилось тратить по полчаса на переезды между адресами вызовов. А потом вернулись терапевты, которые лучше разбираются в ситуации. Я проработал 2 месяца, до 30 ноября. Ушел, когда в течение почти двух недель стало заметно меньше пациентов с температурой. Из 10-12 ежедневных вызовов таких было 1-2, остальные — радикулиты, гипертонические кризы.
N: — Чем для вас важен полученный опыт с профессиональной, человеческой точек зрения?
И.С.: — Я едва ли не к третьему больному снова стал хорошо слышать легкие. Я же как психиатр не делаю этого. То есть восстановились прежние профессиональные навыки.
Стал работать быстрее. Когда как психиатр встречаюсь с пациентом, могу час с ним разговаривать, а здесь, когда 12 вызовов, нужно уложиться в 20 минут. Увидел хаос самолечения. Люди очень доверяют информационным ресурсам, но информация там зачастую неверная и даже вредная, в частности это касается антибиотиков, которые многие начинали принимать чуть ли не с первого дня болезни. Это неправильно, мне многие пациенты показывали ссылки на какие-то публикации, «кремлевские» схемы приема лекарств. Я писал губернатору от Партии Роста, что было бы правильно обеспечить всех заболевших пульсоксиметрами — смешные деньги по сравнению с другими расходами. Но это обращение тоже осталось без ответа.
У меня были вызовы, когда требовалось оценить состояние пациентов средней тяжести, которые уже находились под наблюдением. Измерить температуру, давление они могут самостоятельно, а пульсоксиметрию (измерение степени насыщения крови кислородом. — N) сделать невозможно, аппараты не так широко распространены, и они почти сразу исчезли из продажи. В некоторых смартфонах есть такая встроенная функция, но она не всегда корректна, с ее помощью можно следить только за динамикой состояния.
Если у пациента есть пульсоксиметр, можно даже по телефону, узнав показания, оценить тяжесть его состояния, и таким образом в большей степени использовать возможности телемедицины. Например, обладая такой информацией, дежурный специалист может принять решение в том числе о том, стоит ли срочно госпитализировать пациента, в то время как ни тестирование, ни показания компьютерной томографии не имеют для этого решающего значения. Но в то время как пациент или его близкие могут сделать самостоятельно за несколько секунд, мы отправляем к нему врача, используя машину, водителя.
Для чего тогда тратить огромное количество денег на цифровизацию, телемедецину, если на таком простом примере видно, что все пока остается так же, как 50 лет назад?
N: — Насколько, по вашему мнению, ограничительные меры для бизнеса были эффективны или достаточны? Они реально влияют на скорость или степень распространения заболеваемости?
И.С.: — В нашем исполнении не влияют никак. Вирус в основном распространяется воздушно-капельным путем. Его прерывают такие ограничительные меры, как дистанция либо ношение масок. У нас маски стали носить спустя два месяца после ввода ограничительных мероприятий, а делать это в обязательном порядке еще позже. Возможно, это свидетельствует об уровне подготовки материалов для принятия решений. Какой смысл закрывать, к примеру, стоматологию, где доктора постоянно находятся в масках, щитках и перчатках, если люди, выходя оттуда, попадают в общественный транспорт, где еще недавно все были без масок? Половинчатые меры ничего не приносят, кроме ущерба. В силу того что власть не смогла сформировать доверия к себе, она в этой ситуации не имела никакого авторитета, вводя ограничения. В том числе потому, что раньше часто была не искренна с людьми. И они перестали ей верить.
N: — Эта ситуация исправляется под влиянием печального опыта, который приобретает каждый из нас во время пандемии или под влиянием других факторов?
И.С.: — Ковидная инфекция необычная, восстановительный период тяжелый и болезненный. И люди начинают понимать серьезность проблемы, меняют свое поведение. Поэтому, мне кажется, уровень дисциплины у населения вырос. Просто с нами надо разговаривать честно, откровенно и обоснованно. Власть стала во многих территориях более адекватной, но, я думаю, она извлекла меньший урок, чем население.
Повторюсь, не вижу честных оценок происходящего и предложений по разработке новых решений.
Нам рассказывают, что мы способны в пустыне, в Сирии, легко и быстро развернуть военный госпиталь, но не делаем этого в городах на стадионах или в парках, а вместо этого начинаем ломать стены, трансформировать существующие медицинские учреждения, закрывая доступ в них за обычной, но не менее жизненно важной медицинской помощью. При том что даже систему вентиляции в обычной больнице невозможно переделать в такие сжатые сроки. Я, наверное, поверхностно об этом сужу, но ощущение, что многим важно просто освоить бюджеты.
N: — Вы верите, что ситуация может измениться по мере развития вакцинации? Сами вакцинироваться будете?
И.С.: — Я рассчитывал, что легко переболел, но на днях сдал анализы, и оказалось, что нет у меня никаких антител, хотя я два месяца провел с пациентами. Поэтому буду вакцинироваться, как только появится такая возможность. Я верю в отечественную науку и считаю, что мы одна из немногих стран в мире, которая в состоянии сделать качественную вакцину.
